Том 3. На японской войне. Живая жизнь - Страница 58

На юге поднимались густые клубы дыма от подожженных нами складов на Фушунской ветке. Пушки гремели. Прошел мимо Каспийский полк. Прошли, шатаясь, два пьяных, исхудалых солдата, с глазами, красными от водки, пыли и усталости.

– Ваше благородие, куда тут Петровский полк прошел? – спрашивали они неслушающимися языками.

– Не знаю… Где это вы выпили?

– Мимо складов шли, через ветку. Все раздают, сколько хочешь, бери, – спирт, коньяк, сахар… Одежу всякую…

Прошли обозы 19 и 20 восточно-сибирских полков. Обозы сопровождал офицер. Мы спросили его, в каком положении дела.

– Сзади только наши два полка, больше никого нет. За ними японцы. Ваш госпиталь зачем здесь?

– Мы не получали приказа двигаться.

– Я бы вам советовал сняться и уйти. А то с нами под Ляояном было: замешкались госпитали, нашим полкам пришлось их прикрывать, из-за этого мы массу понесли потерь.

– А скажите, пожалуйста, – правда, мы отдаем Мукден?

– Мукден?! – изумился офицер. – Что вы такое говорите! Не-ет!.. Ведь армия только меняет фронт, больше ничего.

Настал вечер – тихий, безветренный. Солнце село, запад был красновато-мутный от пыли и дыма. Засветился тонкий серп молодого месяца, под ним зеленоватым светом мерцала вечерняя звезда. Черные клубы пожарного дыма стали окрашиваться заревом. В соседней деревне, на берегу реки Хуньхе, стали восточно-сибирские стрелки 19 и 20 полков. Главный врач поехал туда посоветоваться, что нам делать. Начальник бригады, генерал Путилов, предложил оставить у него одного нашего солдата; через этого солдата он даст нам знать, когда уходить.

Всю ночь на юге, над подожженными складами, колыхались огромные клубы огненного дыма. На западе вздымалось и быстро росло новое зарево. В роще близ соседней деревни часто стучали в темноте топоры: стрелки готовили засеки.

* * *

Назавтра, 24 февраля, с раннего утра кругом загремели пушки. Они гремели близко и со всех сторон, было впечатление, что мы уж целиком охвачены одним огромным гремящим огненным кольцом. В соседней деревне тучами рвались шрапнели, ахали шимозы, трещали ружейные пачки: японцы, под огнем наших стрелков, переправлялись через реку Хуньхе.

Все кругом были заняты огромным, важным, смертно-серьезным делом. А мы стояли – без дела, без цели, без смысла, как незваные гости, пришедшие не вовремя.

В одиннадцатом часу из соседней деревни прибежал дежуривший там наш солдат. Он принес нам приказание генерала Путилова немедленно сняться и уходить на север, к Хоулину.

У нас все было готово, лошади стояли в хомутах. Через четверть часа мы выехали. Поспешно подошла рота солдат и залегла за глиняные ограды наших дворов. Из соседней деревни показались медленно отступавшие стрелки. Над ними зарождались круглые комочки дыма; с завивающимся треском рвались в воздухе шрапнели; казалось, стрелков гонит перед собою злобная стая каких-то невиданных воздушных существ.

Мы ехали на север. С юга дул бешеный ветер, в тусклом воздухе метались тучи серо-желтой пыли, в десяти шагах ничего не было видно. По краям дороги валялись издыхающие волы, сломанные повозки, брошенные полушубки и валенки. Отставшие солдаты вяло брели по тропинкам или лежали на китайских могилках. Было удивительно, как много среди них пьяных.

Шагали по дороге три солдата. Они были трезвы и изнурены.

– Какого полка?

– Иркутского.

– Где же ваш полк?

– Не можем знать, ищем его.

Их полк стоял около Ердагоуской сопки. Эти трое находились впереди окопов, в секрете. Ночью полк отвели от позиций, а о них забыли. Хватились они, – окопы пусты, войска ушли…

Обозов на дороге скоплялось все больше, то и дело приходилось останавливаться. Наискосок по грядам поля шел навстречу батальон пехоты. Верховой офицер хриплым озлобленным голосом кричал встречному офицеру:

– Александр Петрович, где полковник Панов?

– Не знаю, я его два дня не видал.

– Черт их всех удави! Это не порядок у нас, а б…к какой-то!.. Куда батальон вести?

Как будто в самом воздухе начинала чувствоваться беспомощная, недоумевающая растерянность. Видно было, никто кругом ничего не знает и не понимает. Обозы окончательно остановились. По поперечной дороге непрерывною вереницею мчались к западу орудия забайкальской казачьей батареи. Мелькали в пыли черные тонкодулые пушки, морды лошадей, желтые околыши, бронзовые, косоглазые лица бурятов-ездовых. Мы стояли. Меж орудий проскочил на нашу сторону запыленный верховой офицер-ординарец. У него было молодое, измученное и растерянное лицо.

– Не знаете, где тут деревня Юншинпу? – торопливо спросил он. нас.

– Не знаем.

– Эй, ты, ходя (приятель)! Где тут Юншинпу? – крикнул он проходившему китайцу.

Китаец, не поднимая головы, молча шел по дороге. Офицер наскакал на него и бешено замахнулся нагайкою. Китаец что-то стал говорить, разводил руками. Офицер помчался в сторону. Из-под копыт его лошади ветер срывал гигантские клубы желтоватой пыли.

Вдруг мчавшаяся батарея стала задерживаться. Казаки-буряты натягивали поводья, лошади заезжали в сторону, орудия остановились. Громко ругаясь, проехал офицер-артиллерист.

– Опять велено назад повернуть! – обратился он к нам, незнакомым, и в бешенстве разводил руками. – Поверите ли, с утра все время только и делаем, что мотаемся с одного конца на другой; то к Мукдену пошлют, то поворачивают назад!..

И в обратную сторону опять замелькали в пыли орудия, и запрыгали темные лица бурятов с приплюснутыми носами.